2 Л.Г.Протасов Всероссийское Учредительное собрание

30       Л.Г.Протасов Всероссийское Учредительное собрание

Основные законы Российской империи — от Цезаря известно, что оружие и закон не уживаются друг с другом. Но в системе высших институций страны еще сохранялись Государственная дума и Государственный совет, да и само Временное правительство своим рождением было обязано не народной инициативе, а кулуарному компромиссу. Вести свою «родословную» от революционного порыва масс с точки зрения политического момента было модно и выгодно, но в то же время и опасно — это значило признать такое право за «улицей» и впредь. И Временное правительство считало себя формально правопреемником династии, не забывая о своем думском прошлом и не упуская случая подчеркнуть свое революционное происхождение. Как писала 7 марта кадетская «Речь», «революция, почин Думы и переданный старым режимом легальный титул — таковы три источника полноты власти Временного правительства», словно бы не видя несовместимости правовых оснований.

Между тем, по словам первого военного министра Временного правительства А.И.Гучкова, буквально с первых дней своего существования оно ощущало шаткость своего положения именно как нехватку легитимности. Не было санкции народного избрания, не было законодательных учреждений, опирающихся на народную волю. «Итак, Временное правительство висело в воздухе... Получалось впечатление какого-то захвата, самозванства». Сам Гучков видел выход хотя бы в созыве Государственной думы, «все же покоящейся на народном избрании»52. Но и это было нереально без полной ее демократизации.

Все эти юридические коллизии могли быть разрешены простым, давно испробованным цивилизованными сообществами способом — созывом учредительного органа. Именно он как выражение воли всего народа должен был дать безупречную легитимацию будущей власти и завершить переход страны на рельсы демократии. В политическом плане это был исторический компромисс, адекватный сложившейся обстановке. Заключенным в ночь на 2 марта соглашением между думскими и советскими лидерами был выработан четкий юридический статус Всероссийского Учредительного собрания. Он включал в себя три принципа: 1. Выборы всеобщим свободным голосованием («общенародная воля»); 2. Решение главных вопросов государственной жизни, в том числе и определение формы правления, есть исключительная прерогатива Учредительного собрания («непредрешение»); 3. Наконец, оно само, и только оно, определит круг и границы своих задач («Хозяин Земли Русской»). Характерно, что ни одна из основных политических сил общества в тот момент не осмелилась открыто возражать против его

Глава 1.  Идея, рожденная революцией

31

созыва, тем более, что каждая из них сохраняла шанс если не на успех в ходе выборов, то на благоприятное для себя изменение общего политического климата в стране. Показательно в этом смысле доверительное сообщение М.В.Родзянко начальнику штаба Ставки генералу М.В.Алексееву: «Решение Учредительного собрания не исключает возможности возвращения династии к власти»53. Несомненно лишь одно: созывом Учредительного собрания предрешалось, что если монархия и будет в России, то будет конституционной, парламентской.

Таким образом, высказанное в сердцах императрицей Александрой Федоровной пожелание, чтобы «две змеи» — Дума и революционеры — отгрызли друг другу головы54, не сбылось. Созданное под советским контролем «буржуазное» министерство носило официальное название Временное революционное правительство, что указывало на хронологическую и политическую ограниченность его полномочий. В день его возникновения, 2 марта, «Известия Петроградского Совета» не без доли снисходительности, свойственной хозяину положения, писали, что Временное правительство не имеет права устанавливать никакую постоянную форму правления: оградить народ от козней контрреволюции, помочь ему довести революцию до конца, до созыва Учредительного собрания — вот и все его назначение. Таков был, по сути дела, российский политический modus Vivendi. Его значение трудно переоценить. Такое решение гарантировало послефевральский демократический режим в стране и на время установило баланс сил, соединив революционные и реформаторские устремления. Оно отчасти обуздывало, хотя и не пресекало, партийные амбиции.

Вместе с тем Временное правительство оказалось в итоге в довольно двусмысленном положении. Официозная советская литература считала, что оно его тонко использовало: издавая законы в пользу помещиков и буржуазии, подчеркивало свое полновластие, пока не созвано Учредительное собрание; напротив, саботируя реформы в интересах трудящихся, ссылалось на недопустимость предвосхищения его воли55. Если это и так, то верно и другое. Чем далее, тем более обнажалась оборотная сторона переходной формулы «непредрешения», роковая для страны. Правительство не могло свободно распорядиться полученной им властью в целях реформирования страны в той мере, в какой готово было это сделать, не рискуя быть обвиненным, главным образом слева, в посягательстве на права будущего «Хозяина Земли Русской». Отчасти поэтому оно обрекалось на бездействие, на пассивное выжидание Учредительного собрания56. В то же время левоэк-стремистские силы эта формула связывала лишь в той мере, в

32       Л.Г.Протасов Всероссийское Учредительное собрание

какой они признавали за ним окончательную санкцию своих прямых действий.

Одновременно встает и другой вопрос: было ли согласие Временного правительства на созыв суверенного законодательного собрания только тактическим ходом, на чем настаивала та же официозная историография? Ответ должен быть скорее отрицательным. Министры-либералы П.Н.Милюков, Н.В.Некрасов, Г.ЕЛьвов, А.И.Шингарев и другие были приверженцами идеи правового государства и конституции, и за исключением М.В.Родзянко никто на переговорах не возражал против пункта об Учредительном собрании, вопреки ожиданиям социалистов57. Политическое маневрирование в этом вопросе началось значительно позже.

Идея Учредительного собрания, став общегосударственным, общенациональным делом, сразу оказалась в фокусе партийно-политического противоборства. На первый взгляд, овладев общественным сознанием, она должна была принять надпартийный смысл, гарантировав гражданский мир и решение основных государственных проблем. На деле все оказалось иначе58.

2. Учредительное собрание в программах и тактике политических партий в 1917 году

Календарная весна 1917 года совпала с бурной политической весной в России. Политизация российского общества напоминала половодье. В короткий срок объявилось несколько десятков партий. Одни из них переживали трудности перехода от нелегальщины к свободной деятельности, другие — стадию организации и становления, правомонархические партии, напротив, сходили на нет. Другой характерной чертой весеннего политического пейзажа был рост массового активизма и его влияния на жизнь страны с помощью таких средств давления, как многочисленные общественные организации, различного рода публичные акции (демонстрации, митинги, забастовки и др.), наконец, вооруженная сила втягивавшихся в политику миллионов солдат.

В сложной и изменчивой конфигурации сил в России от марта к октябрю 1917 г. просматривается своеобразное трое-центрие: либералы во главе с кадетами, блок умеренных социалистов — эсеров и меньшевиков, большевики. Их взаимодействием определялся общий градус революции, существовавшие вокруг них гравитационные поля втягивали многочисленные более мелкие и промежуточные партии. Всякое сравнение страдает, но уместнее сравнить эту конфигурацию с параллело

Глава 1.  Идея, рожденная революцией

33

граммом сил, вектор которого часто менялся, чем с равносторонним треугольником. И сами партии являли собой живые организмы со сложной внутренней жизнью, а вовсе не закрытые, скованные жестким дисциплинарным панцирем организации.

Вопрос о власти разрешился в результате февральской революции так, как не предполагала того ни одна партийная доктрина. Поэтому все ведущие политические партии вынуждены были пересматривать, а то и вовсе менять свою стратегию и тактику, приспособляя их к новым условиям и обстановке. Какую роль при этом они отводили Учредительному собранию? Какую линию в отношении его намечали? Не ответив на эти вопросы, нельзя понять историю самого Учредительного собрания.

Первые заявления на этот счет оставляют впечатление совпадения и единодушия, что вполне отвечало стихийно сложившемуся единству антицаристских, антиправительственных сил в ходе февральской революции.

Первым публичным актом большевиков был Манифест бюро ЦК «Ко всем гражданам России» от 27 февраля. Призывая к созданию Временного революционного правительства, манифест в числе его задач указывал созыв Учредительного собрания на основе всеобщего избирательного права. Этот документ, как и ряд ему подобных, вышедших из недр леворадикальных кругов, свидетельствует о том, что большевики связывали с Учредительным собранием закрепление революционных завоеваний и установление демократической республики, то есть в духе традиционной социал-демократической программы-минимум, считая, что эта форма власти наилучшим образом обеспечит интересы народа и будущую борьбу за социализм. Это была вполне «проучредиловская» позиция. В Московском Совете, например, в те дни В.А.Аванесов и В.П.Ногин почти в одинаковых выражениях говорили о том, что все силы надо направить на борьбу за созыв Учредительного собрания и установление демократической республики, которая и осуществит требования пролетариата59. И Аванесов, и Ногин были в рядах партии с ее основания, имели хорошую теоретическую выучку, и потому их упования на Учредительное собрание не могли быть случайны, а общий примирительный тон их речей диссонировал с налетом партийной риторики. Вряд ли Л.Д.Троцкий был неправ, когда впоследствии, критикуя умеренных большевиков, в том числе Ногина, припоминал им, что под завершением демократической революции они подразумевали проведение реформ через Учредительное собрание, в коем большевикам отводилась роль левого фланга60. В самом деле, наиболее «социалистического»,  наиболее  «антибуржуазного»  решения

2 Протасоь Л. Г.

34       Л.Г.Протасов Всероссийское Учредительное собрание

назревших общественных проблем они могли ожидать скорее от него, чем от Временного правительства.

Впрочем, эту позицию большевиков можно объяснить не только доктринально, но и психологически. По словам одного из них, НАнгарского, «в те дни все находились в состоянии некоего революционного угара, всеобщего ликования. Классовые противоречия еще не успели обнаружиться. "Клятвой времени" для социалистов были лозунги: Учредительное собрание, демократическая республика»61.

Но большевистский максимализм уже и тогда не мирился с пассивным следованием в русле событий — большевики были против терпеливого ожидания Учредительного собрания, стремясь продвинуть революцию как можно дальше. 5 марта «Правда» в передовой статье призвала трудящихся немедленно вводить 8-часовой рабочий день, конфисковывать земли помещиков, явочным, захватным порядком проводить другие меры. В большевистской прессе звучали предостережения против того, будто народовластие можно установить посредством простого голосования. «Надо отказаться от подобных конституционных иллюзий, — говорилось в московском «Социал-демократе» от 18 марта. — Полное народовластие на местах должно быть осуществлено до Учредительного собрания. Должны быть созданы новые органы новой жизни... Учредительное собрание лишь утвердит новый порядок, освятит его и достроит верхушки нового здания, имя которому Демократическая Республика».

По-видимому, вопрос о роли и месте Учредительного собрания в революции в марте 1917 г. не был до конца ясен и для самого В.И.Ленина, оторванного в своем швейцарском «далеке» от России и питавшегося скудной газетной информацией. Безраздельно владевшая им идея классового сознания не вязалась с общенародной волей и ее воплощением в учредительной власти — нетрудно было предвидеть, кого изберет крестьянская Россия. Придя к выводу о том, что демократическая революция в основном завершена и в стране назревает новая революция пролетариата против буржуазной власти, Ленин обязан был пересмотреть и свое отношение к лозунгу Учредительного собрания. При этом он исходил из того, что эпоха буржуазного парламентаризма завершилась, а революционные события в России являются прологом мировой социалистической революции. В ленинской схеме развития событий («Прощальное письмо к швейцарским рабочим») не нашлось места Учредительному собранию, но он считал при определенных условиях возможным использовать его в интересах социалистической революции, как он ее понимал62.

Глава 1. Идея, рожденная революцией

35

Свое принципиальное отношение к данному вопросу Ленин высказал со всей определенностью, едва ступив на камни Петрограда, 4 апреля: «Жизнь и революция отводят Учредительное собрание на задний план»63. С тех пор оно занимало в политической стратегии Ленина подчиненное место. До лета 1917 г. он упоминал о нем лишь в связи с тем, что Временное правительство затягивало назначение выборов. С ростом силы и влияния Советов нарастало и неприятие им парламентаризма как буржуазной формы государственности: «Советы выше всяких парламентов, всяких Учредительных собраний»64.

Но, как непревзойденный тактик, Ленин не упускал из виду таких зигзагов революции, при которых Учредительное собрание могло быть полезно большевикам. Поэтому он резко отвергал упреки в свой адрес, будто он против скорейшего его созыва65. Ленин не исключал еще некоторое время того, что оно, если будет созвано достаточно скоро, станет своеобразным российским Конвентом, санкционировав передачу власти Советам. Или того, что Всероссийский съезд Советов «народ сделает Учредительным собранием»66. Такие варианты «комбинированного типа» (Учредительное собрание плюс республика Советов) представлялись ему маловероятными, но к ним следовало быть готовыми. Не лишено смысла мнение М.В.Вишняка о том, что Ленин не задумался бы предпочесть и Учредительное собрание Советам, если бы в этом была польза для его партии67. Во всяком случае тактические соображения для него значили не меньше, а чаще всего больше, чем теоретические.

Вместе с тем Ленин понимал богатейшие агитационные возможности подготовки к созыву Учредительного собрания и ориентировал свою партию на полное их использование для дискредитации правительства и своих политических соперников, для пропаганды большевизма. Отсюда и очевидная противоречивость многих его оценок и высказываний, за которыми следует видеть особенности обстановки, в которой они сделаны.

Ленинская формула немедленного перехода к социалистической революции породила острую дискуссию в набиравшей силы партии на VII конференции РСДРП(б) в конце апреля. Выдвижение лозунга передачи всей власти Советам в глазах многих делегатов обессмысливало саму идею Учредительного собрания. Главный оппонент Ленина Л.Б.Каменев доказывал, что демократическая революция не закончена и такие институты буржуазной демократии, как парламентская республика и Учредительное собрание, не исчерпали своих исторических возможностей. В.П.Ногин предостерегал: «И крестьянство, и пролетариат — все ждут Учредительного собрания. Мы не

36       Л.Г.Протасов  Всероссийское Учредительное собрание

должны выкидывать этого лозунга и выдвигать новый, непонятный». С.Я.Багдатьев, П.Г.Смидович высказали предположение, что Учредительное собрание может состояться раньше, чем власть перейдет к Советам, и к этому надо быть готовыми. Несмотря на столь разнообразные аргументы, конференция окончательно низвергла эту идею с ее социал-демократического пьедестала. В резолюции по текущему моменту говорилось, правда, в достаточно общей форме, что только неустанная работа по прояснению классового сознания трудящихся обеспечит успешный переход всей государственной власти в руки Советов «или других органов, непосредственно выражающих волю большинства народа (органы местного самоуправления, Учредительное собрание и т.д.)»68. Если в этом документе Учредительное собрание хотя бы глухо упоминалось большевиками, то в «Материалах по пересмотру партийной программы» Ленин вовсе обошел его69.

Авторитет и воля Ленина, его жесткий курс на углубление социальной и политической конфронтации, на полное идейно-организационное размежевание с социалистами-оборонцами, поощрение прямых действий снизу стали определяющими в отношении партии к Учредительному собранию. Но это не значит, что оппозиция в этом вопросе была полностью устранена. Заново формировавшаяся партийная структура в 1917 году еще не обрела того централизма и окостенелости, как впоследствии, а решения партийного аппарата еще не обладали непререкаемой силой. Жизнь рядовых большевиков во многом определялась местными условиями, и центр не лишал их свободы маневра. То, что у многих из них не выработалось предубеждения против Учредительного собрания, обернулось существенным плюсом для партии в ходе выборов.

Большевики не разделяли в целом официально принятого принципа «непредрешенства». «Итак, не будем ждать у моря погоды, — призывала одна из их газет. — Не возложим надежд только на Учредительное собрание. Будем брать позицию за позицией, чтобы обезвредить реакцию»70. Такая гибкая, эластичная тактика, основанная на стремлении максимально использовать обстоятельства и настроения масс, немало послужила популярности большевизма. Но объективно она умаляла суверенность будущего верховного органа страны и вызывала заслуженные обвинения в двусмысленности и неискренности. Впрочем, подобные упреки скорее следовало адресовать диалектической природе самой революции.

В целом же представляются надуманными и провиденциальными попытки приписать большевикам наличие наперед детально просчитанного плана действий в отношении Учредительного собрания. Трудно согласиться с меньшевистским пуб

Глава 1.  Идея, рожденная революцией

37

лицистом Б.Горевым, будто с самого приезда Ленина большевики «предприняли скрытый, замаскированный, но вполне определенный поход против Учредительного собрания»71. Такие суждения не учитывают ни изменчивости политической ситуации, ни эволюции самого большевизма, одним из конкурентных свойств которого в ту пору была способность удерживать в себе чуждые партийной ортодоксии элементы. Теоретически, исходя из марксистского подхода к социальной жизни, большевики не верили в общественную гармонию, достигнутую посредством Учредительного собрания. Но в связи с тем, что с созывом его осенью 1917 года соединялись конкретные ожидания земли, мира, наконец, надежды на гражданский компромисс в стране, среди них было немало его сторонников.

Две другие крупные социалистические партии — эсеры и меньшевики, занявшие после февраля срединное место в политическом спектре, сохраняли верность лозунгу Учредительного собрания. Это не означало, что их программные установки не претерпели изменений, особенно у эсеров, отказавшихся от мысли, будто свержение монархии откроет дорогу социализму через уравнительный передел земли. Обе партии образовали политический блок, идейную базу которого составила меньшевистская концепция незрелости России для социализма и необходимости растянуть этап буржуазной демократии.

Поддержка Всероссийского Учредительного собрания была одной из скреп правосоциалистического блока, и сами они много послужили его популярности. Меньшевики могли, например, гордиться тем, что именно их представители настояли на включении этого лозунга в программу новообразованного Временного правительства. Эсеры со всей настойчивостью пропагандировали Учредительное собрание, и это тем важнее, что по существу в их руках было большинство советских газет того времени.

Вместе с тем меньшевики питали сложные чувства к будущему детищу революции. С одной стороны, они полагали недопустимым для социалистов брать власть в неготовой к этому стране. Их не отвращал парламентаризм, они не боялись откровенно сказать: строй, который создаст Учредительное собрание, не будет нашим строем, новая власть, которую оно учредит, не будет нашей властью72. Другая провинциальная газета, отражая взгляды меньшевиков, писала: «Поскольку революция не является социалистической, ее задачи в полной мере способно осуществить Учредительное собрание, в котором преобладает крестьянство и городская мелкая буржуазия»73. Оно должно было, по мысли меньшевиков, предложить всеобщий справедливый мир, дать крестьянам землю, обуздать анархию и контрреволюцию. В чисто партийном смысле под

38      Л.Г.Протасов Всероссийское Учредительное собрание

готовка к выборам должна была установить связи партии с пролетарскими массами и примыкавшими к ним общественными элементами.

Однако, будучи правоверными марксистами, меньшевики не позволяли себя обаять гипнозом «общенародной воли». Они испытывали сильные опасения относительно своей будущей роли в законодательной ассамблее, понимая, что крестьянство пойдет не за ними. Центральный орган меньшевиков-оборонцев «Рабочая газета» 14 марта предрекла даже возможность того, что голосами крестьян будет восстановлена монархия и дело народной свободы будет наполовину проиграно. Бакинский «Социал-демократ» предупреждал, что и Учредительное собрание не дает гарантий стабильности: вчера избиратели отдали свои симпатии эсерам и меньшевикам, сегодня — большевикам, а завтра — каким-нибудь другим сладкоречивым знаменосцам74.

Нельзя отрицать, что иные мрачные пророчества меньшевиков сбылись полностью или частично. Они считали опасными социалистические эксперименты в крестьянской России, напоминая, в частности, что сроки социалистической революции не раз уже назначались в прошлом, но эти предсказания были ложными — «капитализм оказался гораздо более эластичным и гибким, чем это предполагали основоположники научного социализма»75. Меньшевики предостерегали большевиков против захвата власти, так как в этом случае им часто придется прибегать к насилию, ущемляя свободу и демократию. Опасения, будто Временное правительство сорвет выборы, они отметали, ссылаясь на бдительный контроль со стороны организованной демократии.

Таким образом, для меньшевиков Учредительное собрание было стартом в длительное плавание России в социалистическую гавань через долгий прогресс производства, культуры, сознания, социальной защиты трудящихся. Сами по себе взгляды эволюционного социализма не вызывают ныне тотального неприятия, но вопрос в том, насколько они соотносились с бурным характером переживаемой Россией в 1917 году эпохи. По словам эсера А.Н.Баха, для меньшевиков правоверный марксизм был «подушкой лени», на которой покоились их головы в ожидании естественно-исторического пришествия социалистического строя76. Меньшевики предлагали народу терпеливо ждать Учредительного собрания, остерегая его от самочинных действий. Возражали они и против притязаний Советов на государственную роль, видя в них только общественные организации временного типа.

Возраставшее, по закону всякой революции, давление политических флангов на эсеро-меньшевистский центр, усиливало

Глава 1.  Идея, рожденная революцией

39

и упования меньшевиков на Учредительное собрание, особенно после июльских событий, в которых они видели проявление большевистского экстремизма и попытку захвата власти. Меньшевики все более нервничали, опасаясь новых вспышек анархии и пытаясь до созыва Учредительного собрания удержать локомотив революции на демократическом пути.

Меньшевизм в 1917 году был представлен рядом течений, обособленных даже организационно. На крайнем правом фланге особняком стояло плехановское «Единство», заметное главным образом авторитетом своего вождя, совмещавшее самый строгий марксизм с лояльностью к либерализму. Наиболее влиятельны в партии были центристы, возглавляемые Ф.И.Даном, И.Г.Церетели, Н.С.Чхеидзе. Левое крыло включало в себя интернационалистов от группы Ю.О.Мартова до внефракционных социал-демократов, тяготевших к газете «Новая жизнь». Левые меньшевики контактировали с большевиками, стараясь спасти единство демократических сил, и во многом разделяли их отношение к Учредительному собранию. Об этом выразительно свидетельствуют мемуары Н.Н.Суханова77.

В отличие от меньшевиков, отношение эсеров к Учредительному собранию было в 1917 году, как и прежде, овеяно политической романтикой. «Для нас Учредительное собрание, — писал О.С.Минор, — созванное на основе всеобщего избирательного права, представлялось тем фокусом, куда сойдутся лучи истинно народной воли, где, наконец, народ найдет покой, доверив Учредительному собранию свою судьбу... Мы были уверены, что народ понимает взлелеянную нами ценность, что он понимает великий демократический принцип народовластия, своего суверенитета. Мы верили, что крестьянство и пролетариат как единая сила дадут Учредительному собранию устойчивое положение, помогут ему создать, наконец, истинно народную, трудовую власть»78. В этом пространном отрывке сплелись и пафос эсеровского народолюбия, и утопизм их веры, и масштаб постигшего их затем разочарования.

Впрочем, в реальной жизни тех месяцев было сложно отделить революционную экзальтацию от трезвого политического расчета. Эсеры твердо надеялись получить в Учредительном собрании большинство мест голосами десятков миллионов крестьян и вершить его судьбу. Через него они собирались провести давно обещанную крестьянам социализацию земли.

Но оба взаимосвязанных эсеровских лозунга — Учредительного собрания и передела земли — оказались в глубоком противоречии, которого партийные лидеры не смогли преодолеть. Откладывая радикальную и трудоемкую земельную реформу до Учредительного собрания, они полагали, что его можно созвать не ранее осени, пока крестьяне не управятся с полевыми ра

40       Л.Г.Протасов Всероссийское Учредительное собрание

ботами. Но такой оттяжки не желали сами мужики. Для успокоения деревни эсерам, которые с мая 1917 г. держали в своих руках пост министра земледелия, пришлось пойти на частичные меры: временное запрещение купли-продажи земли, лесов, организацию земельных комитетов с последующей передачей в их ведение помещичьих имений. Однако меры эти безнадежно опаздывали, социальное напряжение в деревне к осени достигло своего предела, сделав положение правительства совершенно шатким. Эсеры не страдали меньшевистским «синдромом власти», но их нерешительность легче объяснить, чем оправдать: крутой ломкой старых порядков, неподготовленными реформами они боялись еще более дестабилизировать обстановку в стране, десять миллионов граждан которой находились под ружьем, дезорганизовать и фронт и тыл.

На этой почве среди эсеров постепенно усиливалось и оформлялось левое крыло. Оно было за скорейшее решение земельного вопроса, не дожидаясь санкции Учредительного собрания, считая, что закон идет за жизнью, а не наоборот. Не делали левые эсеры культа и из самой ассамблеи, возлагая надежды на Советы как выразителей воли трудовой демократии и, не без влияния большевиков, на победу революции на Западе, которая поможет России начать переход к социализму. Когда Всероссийское Учредительное собрание стало в оппозицию к власти народных комиссаров, левые эсеры во главе с М.А.Спиридоновой и Б.Д.Камковым стали соучастниками его роспуска и по форме и по сути, хотя не все конкретные действия большевиков в этом деле одобряли.

Правый фланг неонародничества занимала Трудовая народно-социалистическая партия, принявшая это название после объединения в июне 1917 г. народных социалистов и трудовиков. Ныне мало кому известная, она была заметной величиной на выборах в Учредительное собрание. Интеллигентская по составу, ТНСП включала в себя многих видных общественных деятелей (А.В.Пешехонов, В.А.Мякотин, В.В.Водовозов, Н.В.Чайковский, А.С.Зарудный и др.), известных благодаря своей активности на ниве науки, права, просвещения, борьбы с голодом, кооперативного движения, публицистики. Сами энесы определяли себя как «партия полного народовластия, постепенной подготовки социалистического строя». Декларируя своей социальной задачей защиту интересов трудящихся масс в их борьбе с эксплуататорами и вместе с тем — подчинение классовых и групповых интересов общенародным, они представляли собой симбиоз либерализма и социализма, что позволяло им критиковать своих кадетских союзников справа за классовый эгоизм, а эсеров — за популизм, заигрывание с массами.

Глава 1.  Идея, рожденная революцией

41

После февральской революции народные социалисты объявили себя приверженцами Учредительного собрания, ибо, как заявил Организационный комитет партии, «только оно правомочно и способно установить в стране порядки, согласные с волей народа»79. Их партийные лозунги делали акцент на критике централизма, бюрократизма, за развитие общественно-федеративных начал. «Не человек существует для государства, а государство должно существовать для человека, для удовлетворения его нужд» или «Все для народа, все через народ!» — под этими призывами охотно подпишется современный демократ, но в 1917 году они казались слишком абстрактными, непонятными, далекими от непосредственных чаяний самого народа.

Правосоциалистический блок отличался полифоничностью, в которой звучали мелодии классического, западноевропейского марксизма и самобытного пути России к «крестьянскому социализму». Его фланги были так растянуты, что фактически охватывали не только левых кадетов, но и правых большевиков. Но в этом была и сила эсеро-меньшевистского «кентавра». За ним была поддержка большинства населения страны, влиятельные, если не господствующие, позиции в органах власти и в средствах массовой информации. На этих партиях лежало и основное бремя ответственности за безотлагательный созыв Всероссийского Учредительного собрания, и из всех политических сил лишь они были в нем искренне и до конца заинтересованы.

При всем многообразии социалистического спектра в России было и нечто общее, присущее всем социалистам и формировавшее в итоге их отношение к Учредительному собранию, — безграничная вера в свою теорию, в возможность строить жизнь общества по ее рецептам, а также и то, что именно они лучше всех знают и выражают интересы «народа». Поэтому каждая из этих партий претендовала на то, чтобы говорить от его имени. Реализация этих утопий и неизбежное их крушение грозили многими бедами и этим партиям и самому народу.

После бесплодных попыток сохранить конституционную монархию кадетской партии потребовалась срочная и крутая политическая переориентация. Уже 3 марта ее ЦК решил созвать партийный съезд для обсуждения программы и вопроса об Учредительном собрании. Через неделю расширенное заседание ЦК предложило будущему съезду заменить требование парламентской монархии на демократическую республику. Местные организации его поддержали, и в конце марта VIII съезд Партии народной свободы единогласно (!) высказался за республику. Тогда же была создана комиссия под председательством правоведа М.М.Винавера для проработки вопросов, связанных с созывом Учредительного собрания. Кадетский

42       Л.Г.Протасов Всероссийское Учредительное собрание

ЦК даже предлагал создать особое министерство по делам Учредительного собрания во главе с Ф.Ф.Кокошкиным. По мнению Е,А.Скрипилева, все это было лишь пропагандой, шумихой80, рассчитанной на обман народа.

Такая оценка до недавних пор господствовала в нашей историографии, исходившей из того, что кадеты, во-первых, были буржуазной партией, во-вторых, представляли собой штаб российской контрреволюции. И то, и другое ныне нуждаются в существенных коррективах. В 1917 году в руководящих органах Партии народной свободы собственно буржуазные деятели составляли не более l/s их состава, остальные — интеллигенты и чиновники, примерно то же было и в других этажах партии81. Избранный в мае ЦК состоял в значительной части из профессоров-историков (П.Н.Милюков, А.А.Кизевет-тер, А.А.Корнилов, С.Ф.Ольденбург, А.К.Дживилегов), юристов (М.М.Винавер, Ф.Ф.Кокошкин, В.Д.Набоков, В.А.Макла-ков и др.). Член ЦК и философ А.Изгоев называл свою партию буржуазной, но не капиталистической, имея в виду ее приверженность общечеловеческим ценностям82. Отстаивая принцип неотчуждаемости личных и имущественных прав граждан, кадеты, что вполне естественно, были убежденными противниками революции, с ее громадными издержками в виде анархии, духовных и материальных потерь, возможной гражданской войной с перспективой торжества реакции в итоге. Альтернативным они считали путь реформ и социальных компромиссов, со всей энергией отстаивая этот путь в 1917 г.

Войдя в состав Временного правительства, кадеты стали правящей, «государственной» партией. Но в данном случае они оказались в полном разладе с самими собой, что наглядно проявилось в их отношении к Учредительному собранию. Никто не сделал так много для разработки его статута, как кадетские эксперты, и никто так не тормозил его созыва, как именно министры-кадеты. Признавая в принципе право каждого на участие в делах государства (не все кадеты, впрочем, думали так. В.Маклаков и В.Набоков считали Учредительное собрание в неграмотной стране фарсом83), они зло высмеивали тезис о «кухарках», управляющих страной. По мнению резкого и откровенного Милюкова, выборы в Учредительное собрание станут возможными лишь после того, как разумная государственная власть сможет опереться на крестьянскую массу. Теоретически кадеты соглашались с правом всех классов на плоды революции. Орган ЦК газета «Речь» писала 5 марта: «Все участвовали в этой революции, все ее делали — и пролетариат, и войска, и буржуазия, даже дворянство, и потому никто не имеет на нее исключительного права». Из этого принципа вытекала роль Учредительного собрания как регулятора межклассовых отноше

Глава 1.  Идея, рожденная революцией

43

ний. Но, располагая уже фактической, хотя и неполной, властью, кадеты боялись подвергнуть ее риску легитимации через всенародные выборы. Пример прошлых Государственных дум подсказывал им, что легче добиться успеха на выборах в обстановке спада революционной волны. «Этот мираж — Учредительное собрание — во многих умах тогда возбуждал совершенно непостижимые надежды»84, — вспоминал БчД.Набоков. Считая себя партией «здравого смысла», кадеты вовсе не разделяли этих ожиданий.

Отсюда и двойственность кадетской политики в этом пункте, переходившая в политиканство. Они часто ссылались на Учредительное собрание в рассуждениях о предстоящих реформах, охотно манипулировали идеей его суверенитета. Свой уход из состава Временного правительства 2 июля кадетские министры мотивировали именно узурпацией его прав в вопросе об украинской автономии. 15 июля кадетский ЦК в качестве условия возвращения партии в новый кабинет министров опять же потребовал от премьера А.Ф.Керенского: «осуществление всех основных социальных реформ и разрешение вопросов о форме государственного строя должны быть безусловно отложены до Учредительного собрания»85.

Нельзя не согласиться с В.И.Старцевым, что для кадетов Учредительное собрание оказалось вовсе не священной коровой, а рискованной политической операцией, спешить с которой не следовало86. Вопрос о сроках его созыва постоянно обсуждался на кадетских съездах и в партийных кулуарах. На VII съезде в конце марта Ф.Ф.Кокошкин, ссылаясь на огромные трудности организации всеобщих выборов в России, считал невозможным созвать Учредительное собрание раньше осени. Ряд делегатов предлагал даже отложить его до окончания войны87.

Последний вариант был наиболее приемлем, с кадетской точки зрения. Позже В.Д.Набоков назвал это «единственно правильным решением вопроса», но для такого шага у правительства не было реальной силы88. И сами кадеты не осмеливались открыто заявить о несвоевременности созыва учредительной власти в обстановке войны и революции, предпочтя тактику проволочек, намеков на неподготовленность выборов, на возможность фальсификации народной воли, дабы убедить общественность в необходимости отсрочить выборы. В то же время они старались сохранить за собой контроль над механизмом проведения выборов и организации Учредительного собрания. Во время периодически возникавших правительственных кризисов кадеты прилагали усилия, чтобы удержать в своих руках пост министра внутренних дел, курировавшего весь подготовительный процесс. «Только наш министр внут

44       Л.Г.Протасов Всероссийское Учредительное собрание

ренних дел может добиться отсрочки», — убеждал своих коллег М.М.Винавер на заседании ЦК партии 19—20 июля. Ему вторили М.С.Аджемов и В.Д.Набоков89.

Все болевые точки кадетской позиции были успешно атакованы их противниками слева, большевиками прежде всего. На общем фоне экономических трудностей, нерешенных социальных проблем и бесперспективной войны массы было легко убедить в том, что именно кадеты — виновники всех их бед. Кадетов не без оснований подозревали в том, что они хотят сорвать Учредительное собрание, а их идею сильной национальной государственности однозначно воспринимали как намерение реставрировать в стране монархию. Оказавшись в положении «революционеров поневоле», кадеты не имели таких шансов на самих выборах, на какие вправе были рассчитывать в иное, нереволюционное время.

Что касается праволиберальных партий и течений, то они с самого начала не скрывали своего скептического отношения к Учредительному собранию, предсказывая национальную катастрофу в результате победы на выборах социалистов. Эту тему постоянно развивала газета «Утро России» — орган партии прогрессистов и рупор московских деловых кругов. На базе распавшейся партии октябристов возникли либеральная республиканская и республиканская демократическая партии. Они призывали спокойно ждать Учредительного собрания, ничем не осложняя работу правительства.

Многочисленные национальные партии социалистического и демократического толка сильно расцвечивали палитру борьбы вокруг Учредительного собрания. Однако надо заметить, что яркую национальную окраску этот лозунг принял в 1917 году далеко не сразу. Проблема национального самопределения резко обострилась с захватом большевиками власти в государстве, но одновременно быстро падала репутация Всероссийского Учредительного собрания на фоне появления многих национальных и областных учредительных собраний.

Против Учредительного собрания открыто выступили лишь крайние политические группировки. Февраль резко сдвинул влево политическую ось страны. Монархизму был нанесен удар, от которого он не смог оправиться. Партии и организации черносотенного типа почти не напоминали о себе, служа скорее жупелом, которым социалисты пугали массы. На крайнем правом фланге это были ультрамонархисты, не желавшие поступаться принципами «самодержавия, православия и народности». Кампанию против Учредительного собрания вела газета А.С.Суворина «Новая Русь». По сообщениям печати, «Союз монархистов» загодя объявил все решения будущей ассамблеи необязательными для русского народа, оставляя за собой пол

Глава 1.  Идея, рожденная революцией

45

ную свободу действий в целях восстановления монархииуи. Слева против Учредительного собрания вели обструкцию анархисты, свои антигосударственные убеждения образно выражавшие так: и у ангела, если ему дать власть, вырастут рога. Различные анархические течения видели в этом предприятии бессмысленную растрату народных сил и средств. «Пусть соберется это Учредительное собрание, и это будет даже лучше: тогда и слепые увидят, что никакое правительство ничего не дает и ни к чему не ведет»91. 6 ноября, в канун выборов, московская федерация анархистов специальным заявлением оповестила, что не верит в творческую силу власти, даже самой революционной. «Чего народ не осуществил фактически, того не даст ему никакое правительство, никакой парламент, никакое Учредительное собрание», новые общественные отношения могут быть созданы только смелыми актами самодеятельности и вольными организациями самих трудящихся92. Анархические настроения были широко распространены в маргинальных, лишенных устойчивого социального бытия слоях общества, часто выливались в различные эксцессы. Но серьезного воздействия анархическая идея отрицания Учредительного собрания на его судьбу не оказала, не считая, конечно, того факта, что караул, разогнавший депутатов, возглавлял матрос-анархист А.Железняков.

Так в общих чертах выглядела позиция наиболее влиятельных политических партий и движений. Она впоследствии легла в основу их предвыборных платформ. Но, повторимся, в первые месяцы революции подводные течения в этом вопросе были слабо различимы, скорее наоборот — идея всенародного Учредительного собрания и формула непредрешения будущего государственного устройства играли безусловно стабилизирующую роль, обуздывали партийные амбиции, поддерживая политическое равновесие в обществе. В этом смысле показательно обилие пропагандистской литературы об Учредительном собрании, в которой излагалась история представительных учреждений, сопоставлялись избирательные системы, давалось общее представление о партиях без явного предпочтения одной из них.

В таком пока еще спокойном ожидании мало кто обратил внимание на статью в большевистской «Правде» от 9 июня. Обращаясь к делегатам I Всероссийского съезда Советов рабочих и солдатских депутатов, газета внушала: «Всероссийский съезд Советов... вы должны считать даже выше Учредительного собрания, ибо выборы в Учредительное собрание будут не через организации, созданные самим народом, а от самых различных классов общества».

46      Л.Г.Протасов Всероссийское Учредительное собрание

3. «Народовластие»- и народ

Никакая изощренная тактика, никакая политическая энергия партий не могли принести им успеха без поддержки тех, на кого они были рассчитаны. По Ф.Энгельсу, при исследовании движущих сил истории «надо иметь в виду не столько побуждения отдельных лиц, хотя бы и самых выдающихся, сколько те побуждения, которые приводят в движение большие массы людей, целые народы»93.

Весной 1917 г. идея Всероссийского Учредительного собрания, полновластного и всеразрешающего, переживала свой триумф. Иначе и быть не могло на фоне так называемых «мартовских настроений», преобладавших тогда в обществе. «Первые дни по смерти тирана, — замечал Н.М.Карамзин, — бывают счастливейшими для народов, ибо конец страдания есть живейшее из человеческих удовольствий»94. Николай II, конечно, не Иван Грозный, но свержение самодержавия вызвало в стране состояние всеобщей эйфории, пьянящего восторга и надежды на обретение единства всех слоев общества. Психологически это настроение отражало временное и непродолжительное, но широкое единение разнородных социальных сил против исторически устаревших, отживших форм. Откуда было обывателям Мосальска или Ялуторовска знать о таившихся в глубинах антицаристской коалиции разногласиях?! Полная деморализация защитников прежнего режима усиливала иллюзию общенациональной гармонии. Все чувства вдруг обрели остроту и свежесть. Даже опостылевшая за три года война стала источником нового вдохновлявшего чувства революционного оборончества.

Если революция общенародная, то и плоды ее должны принадлежать всем — таково было преобладающее умонастроение. Большинство граждан, вчерашних верноподданных, активно включаясь в политическую жизнь страны, оставалось еще вне прямого влияния партий — это состояние масс можно назвать стихийной, беспартийной революционностью. Еще менее посильно было рядовому гражданину в ту пору уловить партийные нюансы в отношении Учредительного собрания, поскольку все апеллировали к его авторитету, прежде всего социалисты. «Желание идти в ногу с революцией, — писал очевидец тех дней, — опасение, как бы не прослыть реакционером, толкало многих в ряды социалистических партий, и социалистов в марте оказалось столько, что нужно было изумляться, как это мог столько лет существовать прежний, только что свергнутый строй»95. Идея Учредительного собрания быстро проглатывалась, но плохо усваивалась «мартовскими социалистами».

Глава 1.  Идея, рожденная революцией

47

Российский обыватель издавна был приучен черпать информацию из официальных источников. Уже 28 февраля Петроградский Совет в воззвании к населению призвал: «Все вместе, общими силами будем бороться за полное устранение старого правительства и созыв Учредительного собрания». Через три дня новообразованное Временное правительство торжественно провозгласило одной из своих задач немедленную подготовку к созыву Учредительного собрания, которое установит форму правления и конституцию страны. Лозунги «Да здравствует Учредительное собрание!», «Вся власть Учредительному собранию!», произносимые как магические заклинания, стали непременным атрибутом митинговых речей, газетных статей, хлынув потоком на жадно внимающую публику. Обнажившиеся вскоре партийные разногласия по поводу войны, аграрного вопроса и пр. хотя и обострялись, но лозунга Учредительного собрания не колебали, скорее подпитывали его, оставляя за ним высшую санкцию. Даже максималистские призывы большевиков немедленно брать крестьянам помещичью землю, а рабочим — контроль над заводами и фабриками окончательное решение предоставляли верховному народному представительству.

Формула верности Учредительному собранию была внесена в тексты государственной присяги. Так, гласные Московской городской думы торжественно клялись «быть верными Временному Всероссийскому правительству, повиноваться ему не за страх, а за совесть, свято блюсти пользу государственную, свято выполнять волю предстоящего Учредительного собрания».

По словам М.Вишняка, секретаря и историка Всероссийского Учредительного собрания, после февральской революции требование его созыва стало «наиболее близким и дорогим для всех слоев и классов, партий и групп народа», в преданности и верности ему стали соревноваться даже недавние и самые ожесточенные его враги9". Схожую внешне, но совсем иную смысловую оценку этому явлению дал Н.Н.Суханов: «Все, кому было до революции столько же дела, сколько до прошлогоднего снега... все рассыпались в своей любви к свободе, в преданности Учредительному собранию»97. Что было за этим мнимым единством, какие конкретные ожидания? Как воспринимали в действительности его различные слои общества?

В советской историографии, именовавшей народ творцом революции, отношение масс к Учредительному собранию не изучалось никем, исключая О.Н.Знаменского. Причина была как в общем негативном подходе к самому учреждению, так и в представлении, будто в революционные эпохи исторически значимы лишь прямые действия масс, а не их побуждения и настроения. Но при таком узком взгляде вне поля зрения ос

48       Л.Г.Протасов Всероссийское Учредительное собрание

тается именно народ, то есть большинство населения, непосредственно в политических акциях не участвующее.

Несомненно, самой чувствительной к вопросу об Учредительном собрании была интеллигенция. При всех своих внутренних различиях профессионального, политического, имущественного характера, она являла собою нечто целое, связанное интеллектуальным характером труда и такими качествами, как знания, гуманизм, духовный опыт. Характерно, что российская интеллигенция чаще трактуется как нравственная категория, чем социологическая: в отличие от западной, она не имела прочных корней в буржуазной среде, в чиновнической иерархии, ею владел не культ личного благополучия, а скорее тяга к социальной справедливости, «всечеловечность»98. Претендуя на идейно-политическое руководство нацией, она выступала как конкурент правящей бюрократии99, резко критически относясь к властям предержащим. По утверждению А.Ф.Керенского, русская интеллигенция всегда воспринимала государство как враждебную силу и прежде всего из этого чувства, а не из социалистических теорий, черпала свою оппозиционность100.

К этому необходимо добавить, что роль интеллигенции в формировании идей и теорий, в привнесении их в массовое общественное сознание была огромной и до 1917 года и в течение его. Во всех политических партиях России, особенно в высшем руководстве, ее удельный вес был очень высок. Почти сплошь интеллигентской была и вся политическая элита страны. Разумеется, политически ангажирована была не вся интеллигенция. Весьма значительной ее части, в силу особого ее положения в обществе, было присуще убеждение, что надо служить общенациональным, а не узко классовым целям. Отчасти поэтому она оставалась внепартийной, отстаивая свое право на гражданскую и интеллектуальную свободу, внепартийной, но не аполитичной.

Таким образом, идея всенародного Учредительного собрания была органически близка мироощущению интеллигенции, особенно демократической. Уже 2—3 марта это требование включили в свои наказы студенты Замоскворечья, служащие Московского союза потребительских обществ. Учителя стали главными ее проводниками и пропагандистами в деревне, составили костяк низового избирательного аппарата. О.Н.Знаменский и В.А.Шишкин полагают, что лозунг Учредительного собрания был воспринят только «мелкобуржуазной демократической интеллигенцией», а в остальном он был дежурным, примелькавшимся пунктом резолюций митингов, которые организовывали эсеры и меньшевики101. Справедливость этого утверждения, увы, не поддается проверке.

Глава 1.  Идея, рожденная революцией

49

Однако очевидно, что интеллигентские слои постепенно остывали к идее всенародного представительства по мере того, как революция приоткрывала непривлекательные черты взлелеянного ею образа народа, его озлобленность, стихийную разрушительную силу, равнодушие к духовно-культурным ценностям. Страх перед возможным возвратом реакции сменился страхом перед «грядущим хамом». Несомненно, что интеллигентский электорат, добившись духовной свободы, уже не верил в магическую силу Учредительного собрания и исходил прежде всего из собственного правосознания, указывавшего на него как на самый разумный политический институт. Столкновение с реальной политической жизнью показало ему, что Учредительное собрание силой обстоятельств превратится в парламент с учредительными функциями, которому придется заниматься всеми вопросами российского государственного быта102. Это поправение интеллигентских кругов стало заметно уже после июльских событий 1917 года. В конце июля Всероссийский съезд врачей, диагностировав в стране наличие «острого социального психоза», потребовал отсрочки созыва Учредительного собрания, введения военного положения и создания твердой власти103. Резко критическое отношение этой части интеллигенции к «просоциалистическому» Учредительному собранию буквально сквозит со страниц дневника такого видного представителя гуманитарной интеллигенции, как профессор Ю.В.Готье, именовавшего его не иначе, как «всероссийский кабак»104. Другой мемуарист и ярый приверженец Учредительного собрания эсер Б.Соколов отмечал, что разочарование интеллигенции в нем началось еще в 1917 г.105.

Некая часть интеллигенции, осуждая политический радикализм и экстремизм, не оставляла надежд на гражданское примирение в стране, призывая даже вообще прекратить политическую борьбу до избрания высшего законодательного органа. Декларация Советов депутатов трудовой интеллигенции, оглашенная на Государственном совещании в Москве в августе 1917 года, требовала: «До Учредительного собрания настоятельно необходимо полное прекращение всеми средствами партийных, классовых и национальных посягательств, откуда бы таковые ни исходили, во избежание насилия над сокровенной волей народа, которая будет выражена в Учредительном собрании»106.

В социальной пирамиде России интеллигенция в основном входила в состав средних городских слоев. Это наиболее загадочная часть общества: ее позиция многое определяет в политической жизни, но менее всего поддается прогнозу. В 1913 г. в России средние городские слои насчитывали около 12 млн

50      Л.Г.Протасов Всероссийское Учредительное собрание

человек107, в их числе служащие, ремесленники, торговцы, неквалифицированные рабочие, мещане и пр. Вероятно, каждый общественный слой, исключая интеллигенцию, воспринимал Учредительное собрание прежде всего сквозь призму своих узко социальных интересов. В данном смысле чего могли желать эти элементы? Их срединное положение в обществе побуждало их к стабильности, поиску компромиссов в политике, твердой власти, против анархии. Для средних слоев «сверхзадачей» было создание правового государства, гарантировавшего их собственность и безопасность при непременно мирном, реформистском преодолении возникшего в стране кризиса. Их представители имели возможность широко пропагандировать свой взгляд на Учредительное собрание через свои политические и профессиональные объединения, через Советы.

В то же время в этих слоях наиболее заметно проявлялось «обмещанивание», желание выждать исхода борьбы, что позже подтвердилось их широким уклонением от участия в выборах. Вообще слабость «среднего класса», традиционного оплота стабильности и правопорядка, была в России весомым фактором обострения социальной и политической конфронтации.

Отношение рабочих к Учредительному собранию, по мнению ряда исследователей, было прохладным и даже равнодушным108. За неимением в России прочных традиций парламентаризма и опыта легальной профессиональной и политической деятельности российский рабочий больше полагался на свою силу, чем на избирательный бюллетень, и в этом убеждении его неустанно поддерживали большевики.

Но сама идея Учредительного собрания не была вовсе чужда рабочим. Она постоянно высказывалась на их многочисленных митингах и собраниях. 12 марта в Москве состоялась грандиозная демонстрация рабочих и солдат, с участием полумиллиона человек, в поддержку Учредительного собрания для установления демократической республики109. С тем же в марте выступали рабочие Советы Петрограда, Ревеля, Нижнего Новгорода, Архангельска и других мест. На I конференции Советов Иваново-Кинешемского района в апреле отмечалось, что лозунг Учредительного собрания вызывает среди рабочих сочувствие и даже «горячо приветствуется»110.

Подобные факты легко умножить, если бы количество служило исчерпывающим доказательством. Важнее другое: как соотносился этот лозунг с иным, все более набиравшим силу именно в пролетарской среде, — вся власть Советам. В сознании большинства рабочих, по крайней мере в дооктябрьский период, они не исключали, а дополняли друг друга, будучи наполнены демократическим содержанием. Лучшим подтверждением этого стали сами выборы в Учредительное собрание: в го

Глава 1. Идея, рожденная революцией

51

родах никто не голосовал так активно, как рабочие. Невозможно допустить, что это делалось ради скорейшего его роспуска.

Но какова бы ни была позиция города, судьбу голосования при всеобщем и равном избирательном праве решало разбросанное по сотням тысяч сел, деревень, хуторов, станиц, аулов, кишлаков, стойбищ крестьянство. Одних волостей в стране было свыше 15 тысяч.

Политическая функция крестьянства, в прошлом обозначавшаяся формулой «союзник пролетариата», была на самом деле неизмеримо сложнее, воздействуя на ход общественного развития всем укладом жизни деревни, инерцией выработанных общинным бытом привычек, особенностями мужицкой психологии. Многие поколения революционеров приводила в прошлом в отчаяние пассивность крестьян. «Разве мы не знаем, — восклицал А.И.Герцен, — что такое сельское население? Какова его упорная сила и упорная косность?»111

XX век быстро размывал патриархальное мировоззрение крестьянства. Легкость, с какой оно приняло гибель монархии, это неоспоримо показало. И все же политическое сознание крестьян едва пробуждалось. Было бы опрометчиво по сотням и тысячам крестьянских резолюций и наказов Учредительному собранию судить о глубине их политизации. Подавляющая часть крестьян и в 1917 году оставалась вне политики, будучи неграмотной не только политически, но и вообще неграмотной. Социальный идеал крестьянства «Земля и Воля» не был связан с конкретными политическими формами, не случайно авторы современной монографии о духовном освобождении русского крестьянства вовсе не упоминают Учредительного собрания112. Конечно, наиболее развитые крестьяне были знакомы и с социалистическими теориями, но понимали их в примитивных образах всеобщего уравнительства.

Однако в Учредительном собрании был мощный импульс, который стал сильнее извечного крестьянского равнодушия к вопросам политики и который целыми деревнями гнал их на избирательные участки, порой за несколько верст от дома. Это был земельный вопрос. Хотя крестьяне и пытались решить его сами и по-своему, не дожидаясь правительственных узаконений, они привычно не могли быть спокойны без санкции свыше. Перед выборами было немало опасений, что безразличие крестьян может сорвать голосование, но этого не произошло. По словам Ф.И.Дана, крестьяне в 1917 году, хотя и были политически инертны, широко и охотно пользовались благами республиканской политической свободы113.

Политические ветры не обошли соломенные крыши деревни. Шли толки об Учредительном собрании, принимались решения в его поддержку. Как правило, принимались они «еди

52       Л.Г.Протасов Всероссийское Учредительное собрание

негласно» сходами и митингами крестьян, но и это «единогласие» и явно «городской» стиль резолюций, как подмечал еще Г.В.Плеханов, явно показывают, что писались они людьми совсем другого образа мыслей и одобрялись не потому, что содержали в себе требование Учредительного собрания114. Сами выборы отчетливо выявили, что крестьяне весьма туманно представляли себе, что такое Учредительное собрание. Их безусловное уважение к нему базировалось во многом на двух деревенских предрассудках — привычке подчиняться указаниям властей и мистическом преклонении перед непонятным, таинственным. Суть крестьянского сознания оставалась скорее в приспособлении к сложившемуся порядку, чем в установке на его сознательное преобразование. Характерно, что именно крестьяне обращались в адрес Учредительного собрания с письмами-просьбами о решении своих конкретных нужд, вплоть до разбора внутрисемейных дел115.

В марте 1917 г. А.М.Коллонтай писала из Петрограда В.ИЛенину и Н.К.Крупской в Швейцарию: «Народ переживает опьянение совершенным великим актом. Говорю народ, потому что на первом плане сейчас не рабочий, а расплывчатая, разнокалиберная масса, одетая в солдатские шинели. Сейчас настроение диктует солдат. Солдат создает и своеобразную атмосферу, где перемешивается величие ярко выраженных политических свобод, пробуждение сознания гражданских равных прав и полное непонимание той сложности момента, какой переживаем»116.

Действительно, «человек с ружьем», в решающий момент революции повернувший его против монархии, стал героем дня, а вместе с тем и субъектом новой политической жизни. Канула в небытие официальная доктрина «армия вне политики». 1 марта Петроградский Совет принял небезызвестный Приказ № 1, который узаконил гражданские права солдат и объявил политическое подчинение войск Советам. Высшее командование попыталось было изолировать фронт от деструктивного воздействия революции, но быстро поняло тщетность своих усилий и теперь лишь старалось как-то канализировать политизацию Действующей армии, направляя ее в русло революционного оборончества. Делегаты партий и общественных организаций наводнили армию. Одновременно росло и осознание солдатами своей способности вооруженной силой влиять на решение коренных политических вопросов, а с ним и роль катализатора событий и социальная агрессивность. Развитие всех кризисных ситуаций в стране так или иначе было связано с участием армии.

Естественно, развернулось острейшее политическое соперничество за контроль над армией. 7 марта Временное прави

Глава 1.  Идея, рожденная революцией

53

тельство утвердило текст новой армейской присяги, которая обязывала «повиноваться Временному правительству, ныне возглавляющему российское государство, впредь до установления образа правления волей народа при посредстве Учредительного собрания». В ней ничего не говорилось о защите революции и свободы, и под давлением солдат и Петроградского Совета правительству пришлось согласиться на отмену присяги вообще до созыва Учредительного собрания117.

Отныне судьбы армии и Учредительного собрания тесно переплелись. По-разному воспринимаемая, эта идея тем не менее глубоко укоренилась в военной среде.

Генералитетом мысль об Учредительном собрании поначалу была воспринята как сугубо разрушительная для армии. В ней виделась угроза для боевого духа войск. «Неизвестность и Учредительное собрание — две опасные игрушки в применении к действующей армии», — заявил высший военный авторитет в стране генерал М.В.Алексеев. «Вопрос об Учредительном собрании считаю для блага России и победоносного конца войны совершенно неприемлемым»118, — отвечал великий князь Николай Николаевич, несколько дней бывший верховным главнокомандующим после отречения царя.

Трудно сказать, чего в этом было больше: политической слепоты или просто непонимания конкретной обстановки. М.В.Родзянко, метивший тогда в премьеры нового правительства, увещевал генералов, что созыв Учредительного собрания возможен не ранее, чем через полгода, а до тех пор войну можно завершить полной победой. Не сразу армейские верхи поняли, что формула «непредрешения» оставляет и для них шансы вновь овладеть армией.

Иначе отнеслась к Учредительному собранию демократически настроенная часть офицерского корпуса, кадровый состав которого резко обновился в годы войны вследствие притока разночинных элементов, не ориентированных на военную карьеру. 1—2 марта собрания офицеров Петрограда приняли резолюцию о поддержке новой власти до Учредительного собрания. В апреле проходивший в столице Всероссийский офицерский съезд единогласно высказался за созыв Учредительного собрания, выразив уверенность, что «избирательный закон воплотит в себе полностью демократические принципы всеобщего, равного, прямого и тайного голосования» и в избирательной кампании примут активное участие вся армия и флот119.

Эти ожидания офицеров-демократов передал в своих воспоминаниях А.И.Верховский, проделавший в революции феерическую карьеру от обычного армейского офицера до военного министра: «Я надеялся, что свободный народ изберет Учредительное собрание и устроит свою жизнь так, как сам захочет —

54      Л.Г.Протасов Всероссийское Учредительное собрание

на началах правды и добра. И то, о чем писал Некрасов, о чем мечтал Толстой и к чему с такой страстностью звала бичующая сатира Салтыкова-Щедрина, станет действительностью»'20. Не все офицеры, разумеется, рассуждали так. Многие примирились с идеей Учредительного собрания как с неизбежным злом или просто «плыли по течению». Среди фронтовых офицеров, писала 30 марта газета «Солдат-гражданин», высказывается сочувствие и чрезвычайный интерес к выборам в Учредительное собрание, но возникает попутно «масса вопросов и недоумений». Эта идея вошла в программы всех выступавших под республиканским флагом офицерских объединений.

Учредительное собрание своим «непредрешенчеством» в определенной мере «работало» на Временное правительство, на его власть в армии и его военную политику. Поэтому оно быстро и прочно вошло в лексику командных приказов, перестав шокировать своей непривычностью, а затем и просто став дежурным упоминанием. Приказ командующего войсками Московского военного округа полковника А.Е.Грузинова от 8 марта предписывал: «До созыва Учредительного собрания, которое установит форму правления, мы должны признать только одну власть — это власть Временного правительства»121. Командир Измайловского полка в Петрограде облек этот тезис в лирическую форму: «Оно (правительство. — Л.П.) состоит из всем известных своей честностью лиц, с ним соединились и рабочие, которым дорога Россия. Этому правительству надо верить, пока не соберется весь народ русский для выборов»122.

В солдатской же среде эта идея распространилась, как огонь по сухой соломе. По свидетельству А.И.Деникина, вскоре после свержения царя даже на отдаленном Румынском фронте, куда все новости приходили с опозданием, всех интересовало, будет ли армия представлена в Учредительном собрании123. Требование его скорейшего созыва разделялось всеми представительными солдатскими организациями — комитетами и Советами, как и участие в выборах военнослужащих. Так, I съезд военных и рабочих депутатов армий и тыла Западного фронта, проходивший в апреле в Минске, потребовал, чтобы «в выборах в Учредительное собрание солдаты, не исключая находящихся на фронте, должны принимать участие на равных правах со всеми гражданами»124. Заявление военного министра А.И.Гучкова о желательности отсрочки его до «после войны» вызвало протесты в армии.

Правда, историками высказывается и сомнение в популярности этого лозунга среди солдат. Г.Л.Соболев, отмечая скромное место его в резолюциях солдат Петроградского гарнизона, полагает, что они не связывали введение демократической формы правления с Учредительным собранием и постепенно

Глава 1. Идея, рожденная революцией 55

переходили на точку зрения передачи власти Советам125. По мнению О.Н.Знаменского, хотя число солдатских резолюций за Учредительное собрание летом 1917 года возросло, это говорило скорее об интенсивности агитационной работы партий, а не о популярности лозунга: «нет, не волновала воображение, не занимала умы революционных рабочих и солдат перспектива созыва Учредительного собрания»126.

Этими суждениями нельзя пренебречь, хотя едва ли у солдатской массы были ясные и четкие политические идеалы. Один из организаторов военной работы ПСР Б.Соколов свидетельствует, что «вначале, в первые месяцы после революции, Учредительное собрание было для фронтовых солдат чем-то абсолютно неизвестным, неясным, безусловной terra incognita*127. Их симпатии больше тяготели к Советам, более им напоминавшим деревенские сходы, более близким: «К чему какое-то Учредительное собрание, когда есть наши Советы, где заседают наши депутаты, которые могут все разрешить, во всем разобраться». Однако уже в июне—июле пропаганда идеи Учредительного собрания дала свои плоды, и чем дальше, тем больше именно с ним связывались надежды на мир, скорое окончание войны и возвращение домой. Б.Соколов отмечает, что идея Учредительного собрания для солдат была ограничена вопросом войны, тогда как идея народоправства соединялась в их сознании с Советами.

Солдаты по большей части были недавними крестьянами, их восприятие в социальном плане мало отличалось от крестьянского. Но, действительно, это восприятие уже было свободно от налета мистической, благоговейной веры. Солдаты, в силу условий своего армейского бытия, поразительно быстро политизировались в 1917 году, но это была политическая субкультура особого, маргинализованного типа. Привычка к военной опасности, жить одним сегодняшним днем, психология «человека с ружьем», конфликтность отношений с офицерством, умело подпитываемые разрушительной для армии большевистской и вообще интернационалистской пропагандой, — все эти факторы сложно воздействовали на настроения солдат, с их нетерпением, готовностью к резким и немедленным действиям, склонностью к экстремизму.

Несомненно, резолюции солдатских комитетов и Советов об Учредительном собрании не вполне адекватно отражали эти настроения, в них угадываются скорее чувства военной интеллигенции (офицеры, военные чиновники, врачи, комитетская элита). Улавливая эти нюансы, офицер связи одной из запасных бригад М.Вемберг в середине октября в обзоре о настроениях войск сообщал: «В воздухе определенно чувствуется какая-то насыщенность атмосферы, напряженность настро

56      Л.Г.Протасов Всероссийское Учредительное собрание

ения... Много говорится об Учредительном собрании, вернее — о предстоящих выборах в это собрание. Впрочем, эти разговоры имеют место более в верхах (т.е. среди членов войсковых Советов и комитетов), нежели в толще солдатских масс»128.

В «толще» армии интерес к Учредительному собранию тоже усиливался, об этом говорит обилие солдатских резолюций в его поддержку в октябре—ноябре. Но это ожидание было лишено экзальтации и полностью подчинено практическим ожиданиям, причем не без доли лукавства. В тыловых гарнизонах солдаты под предлогом скорых выборов и опасности лишиться права голоса отказывались идти на фронт, в другие гарнизоны, на переформировку. Но этот мотив не возникал при переводе фронтовых частей в тыловой район. Дежурная ссылка на Учредительное собрание в таких случаях никого не могла обмануть, хотя и желание солдат дожить до долгожданного мира понятно и естественно.

Подведем итоги. Идея народоправства, воплощенного в Учредительном собрании, безусловно, не была чуждой народам России. Ее питали исторические реминисценции, связанные с некогда действовавшими представительными органами (веча, земские соборы), патриархально-общинные привычки крестьянства, гуманистические побуждения интеллигенции. Идея эта была весьма неравномерно разлита в разных слоях общества, сообразно их положению, социальному, политическому, культурному опыту. Но все же в 1917 году, как отмечал М.В.Вишняк, «отдельные слои и группы населения опасались только одного: быть обойденными в праве участвовать в решении задач, как бы их интересы не были обойдены в будущем Учредительном собрании»129.

Каждый общественный слой, исключая интеллигенцию, воспринимал вместе с тем Учредительное собрание прежде всего сквозь призму своих конкретных социальных интересов. При этом основная масса населения, весьма туманно представлявшая себе конституционное государство, понимала Учредительное собрание как одноактное событие, способное сразу же решить все насущные проблемы, благодаря чему оно превращалось в их глазах в некий абсолют, фетиш130. Напротив, интеллигенции в 1917 г. свойственно растущее охлаждение к идее Учредительного собрания, так удивлявшее всех наблюдателей событий.

Как ни широко распространились всходы идеи Учредительного собрания в общественном сознании народа, корни их были неглубоки в почве, бедной традициями представительной демократии и правовой культуры. Проблема отягчалась тем, что революция дала гигантский выброс в сферу политической жизни людских масс, ранее к ней равнодушных и даже испы

Глава 1.  Идея, рожденная революцией

57

тывавших к политике неприязнь. Они привносили в нее и свои страдания, и свои помыслы, и свою агрессивность, и склонность к силовым методам решения конфликтов, необычайно окрепшую благодаря осознанию своей ударной роли в насильственной ликвидации монархии. Еще важнее, что в России социальные низы смогли в короткий срок создать свои представительные органы, претендовавшие если не на власть, то на свою долю плодов революции. Через них они рассчитывали реализовать свои непосредственные практические интересы. Таков был социально-политический «бульон» для наиболее амбициозных политических сил, среди которых большевики во главе с Лениным явно выделялись волей, целеустремленностью, готовностью во имя этих целей не останавливаться перед крайними средствами.

Подытоживая опыт первой революции в России, П.Б.Струве писал: «Прививка политического радикализма интеллигентских идей к социальному радикализму народных инстинктов совершилась с ошеломляющей быстротой»131. В 1917 году это повторилось в гиперболических размерах. Но была и новизна: теперь радикальные массы не столько шли за революционными партиями, сколько толкали их впереди себя, желая разом получить от них разрешение своих ожиданий. В итоге партия, ставшая на этот путь, ценой осязаемой поддержки миллионов людей должна была порвать, если не по форме, то по сути, с идеей всенародного Учредительного собрания.

Своеобразным оправданием разгона Учредительного собрания воспринимается ныне известный тезис о том, что в 1917 году вовсе не было единой, общей идеи такого рода, что каждая политическая сила вкладывала в нее желаемый ей смысл. В самом деле, каждая партия примеряла эту одежду на себя, представления разных слоев общества об Учредительном собрании не совпадали. Но то же самое можно сказать и о вопросах войны, мира, аграрном, национальном и пр. В реальности же в то время не было более универсальной идеи, вобравшей в себя все другие лозунги революции.

Знаменательно, что Учредительное собрание стало своего рода правовой нормой, органически вошедшей в систему как государственного права, так и права, формировавшегося снизу. Можно указать на судебные решения о лишении пассивного и активного избирательного права в Учредительное собрание, о временном, впредь до его созыва, разделе земли. Кронштадтский Совет 25 августа по делу о провокаторах постановил оставить "их под арестом до созыва Учредительного собрания132.

После февральской революции с идеей Учредительного собрания произошло то своеобразное расщепление, которое подстерегает всякую возвышенную цель при ее перемещении из

58      Л.Г.Протасов Всероссийское Учредительное собрание

мира теории в практику, — предмет идеального поклонения стал объектом грешных политических страстей. Превращаясь из фантома в реальность, она вбирала в себя весь груз острейших проблем, которые обществу предстояло решать. Это столкновение с действительностью вдруг обнаружило хрупкость идеи Учредительного собрания, ее фатальную зависимость от уровня политической культуры общества. В революционном 1917-м году не было еще такого исторического опыта и порожденного его анализом политического мышления, которые нацеливали бы общество на использование политических методов вместо силовых и преимущество взаимных уступок над конфронтацией133. В 1917 году только одно могло обеспечить Учредительное собрание — безотлагательная разработка избирательного закона и немедленная его реализация.

Глава 2

ПРЕДВЫБОРНЫЙ МАРАФОН

1. В юридических лабиринтах

В середине марта министры Временного правительства принесли в Сенате присягу, в которой клялись «принять все меры для созыва в возможно кратчайший срок» Учредительного собрания и «преклониться перед выраженной им народною волей об образе правления и основных законах Российского государства»1. Вряд ли кто из них предполагал тогда, что путь к нему окажется длиной почти в год. Все четыре состава Временного правительства в своих декларациях (от 3 марта, 6 мая, 8 июля и 26 сентября), как магическое заклинание, повторяли намерение созвать Учредительное собрание, но успевали пройти лишь часть этого пути.

Трудно устоять перед искушением сразу же поставить традиционный для российской истории вопрос «кто виноват?» в затяжке созыва «Хозяина Земли Русской», найти и заклеймить виновника. Прежде всего взгляд падает на Временное правительство, затянувшее разработку избирательного закона, а затем отсрочившее время созыва Учредительного собрания. Юридически оно было полновластным органом, поскольку действие старых Основных законов Российской империи было остановлено, а новые могло принять только Учредительное собрание. Налицо и корыстный мотив: с его созывом прекращались полномочия министров.

Столь распространенное суждение не лишено справедливости, но оно банально. О реальных границах власти правительства лучше всего' говорят его регулярно возникавшие кризисы с почти калейдоскопической сменой министров, включая министра внутренних дел, непосредственно ведавшего подготовкой к Учредительному собранию. Не секрет и то, что всякое его ответственное решение вызывало острую критику слева и справа именно за посягательство на права высшей учредительной власти.

История подготовки Учредительного собрания есть, в сущности, история русской революции со всеми ее коллизиями. Конечно, и в прошлом аналогичные ассамблеи чаще всего вырастали из революций. Но то, что в других странах вызревало постепенно и разрешалось частично, поэтапно, в России 1917

60      Л.Г.Протасов Всероссийское Учредительное собрание

года приняло обвальный характер. «Нигде и никогда не бывало, — размышлял в эмиграции М.Вишняк, — чтобы стране приходилось решать такое множество сложнейших и насущнейших вопросов — политических, экономических, социальных, национальных, — которые сгрудились со всех концов необъятной и разноплеменной России и, за века тьмы и неволи, требовали немедля постановки на очередь дня... Эти трудности неимоверно осложнялись обстановкой мировой войны»2.

Первое же официальное заявление о созыве Всероссийского Учредительного собрания порождало у широкой общественности сразу три вопроса: как? где? когда?

Ответ на первый из них был предопределен народным характером революции — всеобщее избирательное право на основе прямого, равного и тайного голосования. Об этом объявлялось и в первых правительственных актах, и нельзя представить, чтобы кто-то мог публично оспорить это право, не выказав себя при этом контрреволюционером. Между тем сомнения в применимости этого важнейшего революционного завоевания к условиям «лапотной» России, конечно, высказывались, но кулуарно. Так, вдумчивый и наблюдательный Ю.В.Готье записал в своем дневнике: право голосования неграмотного создает то, что всеобщее голосование — не тайное и наоборот3. Столь же очевидно, что детальная проработка и, еще более, реализация такого избирательного закона потребуют много времени и приведут к затяжке подготовительных работ к выборам и созыва самого Учредительного собрания.

Без серьезных осложнений решился вопрос о месте, где соберутся депутаты. Выбор был между Петроградом и Москвой, но различие между ними было не так географическим, как политическим. С точки зрения демократии, Петроград имел несомненный приоритет, прежде всего как революционная столица и символ свободы. 11 марта Исполком Петроградского Совета категорически постановил, что о созыве Учредительного собрания в Москве не может быть речи. Такое же решение приняло Всероссийское совещание Советов рабочих и солдатских депутатов, заседавшее в начале апреля в Петрограде.

«Москвичи» были представлены в основном либеральными кругами. 7 марта Московская городская дума высказалась за то, что местом созыва Учредительного собрания должна быть «сердце России — Москва, являющаяся на протяжении всей русской истории собирательницей и хранительницей живых духовных проявлений и чаяний русского народа»4. Ссылка на историю здесь скорее словесный декор, маскирующий суть намечавшихся партийно-политических разногласий. Более откровенно, с простосердечием провинциала, но и с прозорливостью провидца поведал о них профессор А.Н.Савин. 11 апреля в га

Глава 2.  Предвыборный марафон

61

зете «Воронежский телеграф» он писал: «За то, чтобы в Москве было Учредительное собрание, те, кто хочет, чтобы народные избранники работали возможно свободнее, за Петроград те, кто свой партийный и классовый идеал и интерес ставят выше свободно принятых решений... Вожди рабочих надеются, что в Петрограде Учредительное собрание попадет в гораздо более революционную обстановку, будет захвачено гораздо более боевыми настроениями. За этой надеждой мысль, что в случае резкого расхождения между настроениями Учредительного собрания и желаниями революционного пролетариата народных представителей можно будет заставить подчиниться воле пролетариата».

Основной довод левых партий состоял в том, что в Питере мощные революционные силы смогут обеспечить защиту народных избранников от происков контрреволюции.

Временное правительство тоже предпочло Петроград, но по иным соображениям: размещение в Москве требовало больших дополнительных хлопот и расходов. Это и решило исход дела. Помещением для заседаний был назначен Таврический дворец, резиденция всех четырех Государственных дум.

Самым важным и острым был вопрос о сроке созыва Учредительного собрания. Несомненно, своевременное указание точного и достаточно скорого срока явилось бы важным фактором стабилизации политической обстановки в стране, усилив общественное внимание к всенародному представительству, форсировав его законодательную и организационно-техническую подготовку. На переговорах между советскими и думскими лидерами в ночь на 2 марта, как уже говорилось, было достигнуто соглашение о немедленной подготовке к созыву Всероссийского Учредительного собрания. Конкретная дата при этом не оговаривалась, и вряд ли это в тот момент было реально. Стороны сошлись на том, что Временное правительство не будет пользоваться военной обстановкой для отсрочки его созыва. Более того, не оговаривалось и другое — время, в течение которого будет обнародован срок его созыва. В этом вопросе царила полная неопределенность. По мнению министра-председателя Г.Е.Львова, подготовка к созыву должна была занять от трех до шести месяцев; М.В.Родзянко считал, что это произойдет не ранее, чем через полгода5. Нельзя не согласиться, что, если бы сроки были определены и объявлены в начале марта, волей-неволей за подготовительную работу пришлось бы браться без промедления6.

Довольно скоро советские лидеры ощутили неспешность правительства и попытались оказать давление на министров. 13 марта прошли между ними переговоры по этому вопросу, которые не дали конкретных результатов. Все соглашались с

62      Л.Г.Протасов Всероссийское Учредительное собрание

неотложностью созыва Учредительного собрания, но министры называли крайним сроком середину лета, а делегаты исполкома считали его слишком далеким7. Кто бы из них мог подумать тогда, что летом определится только время выборов и начала работы законодательного собрания, и то предварительно?!

Несомненно, Временное правительство первого состава не видело нужды спешить с Учредительным собранием, которое ему было навязано Советами, хорошо понимая, сколь мало оно могло рассчитывать на благоприятный исход выборов. Дело не сводилось, конечно, к личным амбициям отдельных министров, оно заключалось прежде всего в боязни открыть дорогу экстремизму и анархии. Управляющий делами правительства и непосредственно ведавший подготовкой к Учредительному собранию В .Д. Набоков рассуждал так: «Если бы до Учредительного собрания удержалась какая-нибудь власть, то созыв его был бы несомненным началом анархии. Будь у правительства реальная сила, оно могло бы сразу отложить вопрос до окончания войны. Такой силы у него не было»8. Однако при этом не было и недостатка в предлогах и способах оттягивания созыва Учредительного собрания до того момента, когда это уже стало чревато полной утратой власти.

Дело само собой стало затягиваться, когда оно погрузилось в пучину юридической проработки избирательного закона. 8 марта Временное правительство поручило образованному при нем Юридическому совещанию составить план мероприятий по разработке Положения о выборах в Учредительное собрание. Однако вскоре выявилась потребность в создании для этого специального органа, и 25 марта правительство учредило Особое совещание для изготовления проекта Положения о выборах, в состав которого должны были войти ведущие эксперты по вопросам государственного права, статистики, а также политические и общественные деятели разных направлений, в том числе и от Советов. Но лишь через месяц правительство утвердило персональный состав его членов. Эту затяжку М.В.Вишняк объясняет тем, что правительству пришлось отказаться от разработки проекта только силами юристов, учитывая отношение к данному вопросу различных партий и организаций9. Минул еще месяц, срок для революционного времени огромный, пока Особое совещание открыло, наконец, свои заседания 25 мая.

Председателем Особого совещания стал Ф.Ф.Кокошкин, признанный знаток права, в его состав были назначены также видные юристы Н.И.Лазаревский, В.М.Гессен, С.А.Котлярев-ский, Б.Э.Нольде, В.В.Водовозов, историк-академик А.С.Лап-по-Данилевский и др.10. Впоследствии этот состав разросся до сотни членов, в результате аппарат Особого совещания, по ело

Глава 2. Предвыборный марафон

63

вам В.Д.Набокова, оказался настолько сложным и громоздким, что стало невозможным рассчитывать на сколько-нибудь быстрое окончание работы и назначение выборов в ближайшем будущем11. Другая и, очевидно, не менее важная причина его малопродуктивной работы состояла в партийно-политической разноголосице («многоголовое сборище, почти парламент», по оценке Б.Э.Нольде12). Уровень демократизма проекта избирательного закона нередко трактовался сторонами сквозь призму узкопартийных интересов, дабы обеспечить своей партии больше шансов на выборах. Большевик М.Ю.Козловский, как отмечает мемуарист, подчеркивал преобладание в Особом совещании «имущих» над «трудящимися», выражая недоверие его составу, и вообще вел себя вызывающе13. Это затрудняло и оттягивало достижение консенсуса, хотя следует признать, что в итоге Особое совещание проделало весьма основательную работу.

Пытаясь сократить подготовительный цикл, Исполком Петроградского Совета в конце марта также создал Комиссию по Учредительному собранию во главе с трудовиком Л.М.Брамсо-ном. В нее вошли в основном представители правонародничес-ких партий, в частности эсер Н.В.Святицкий, трудовики В.В.Водовозов и В.Б.Станкевич, для которых Учредительное собрание было как бы символом веры. Выработанные ими рекомендации по проекту избирательного закона отражали коллективное мнение советских кругов (пропорциональная система выборов, понижение возраста избирателей и пр.) и должны были стать демократическим противовесом либеральным поползновениям со стороны Особого совещания.

Доклад советской комиссии был заслушан на Всероссийском совещании Советов (29 марта — 3 апреля 1917 г.), на котором специально обсуждался вопрос об Учредительном собрании. Докладчик В.Б.Станкевич обратил внимание делегатов на то, что мировая история не знала аналогичных учреждений, на которых лежала бы столь тяжелая и ответственная задача. Это не была дежурная риторика; Станкевич убеждал в нереальности требований созвать ассамблею уже через два-три месяца: «Если раньше, с пылу, с жару, не отдавая себе отчета во всей трудности работы, действительно некоторые называли май, июнь, то эти месяцы в настоящее время уже никем не называются». Самым ранним сроком Станкевич определил сентябрь14. Совещание высказалось за то, что Учредительное собрание должно быть созвано возможно скорее в Петрограде, для чего необходимо ускорить выработку избирательного закона, полностью воплощающего демократические принципы.

Таким образом, советские лидеры сняли свои подозрения в адрес «буржуазного» правительства в намеренном затягивании

64      Л.Г.Протасов Всероссийское Учредительное собрание

дела и разделили с ним ответственность за положение дел с Учредительным собранием еще до того, как вошли в состав коалиционного министерства в мае 1917 г. Это ставило перед ними новые проблемы. На том же Всеросссийском совещании Советов И.Г.Церетели высказался в том духе, что есть лишь один способ объединить народное движение — вести его под знаменем Учредительного собрания к демократической республике. Но все больше сомнений порождал вопрос о том, не слишком ли долог этот путь, будет ли народ ждать.

В мае—июне по-прежнему вопрос о времени созыва Учредительного собрания не сходил с повестки дня, со страниц прессы. 21 мая кадетская «Речь» поместила статью профессора В.М.Гессена «Время и место созыва Учредительного собрания», в которой после дежурных напоминаний о сложности проблемы делался вывод, что выборы не удастся провести ранее конца октября и потому само Учредительное собрание сможет собраться лишь около середины ноября. Не настаивали на незамедлительном созыве и правосоциалистические партии. Эсеры даже убеждали, что поспешные выборы могут дать «очень нежелательные для свободы результаты», добиваясь их назначения на осень, поскольку летом крестьяне заняты на полевых работах. По признанию М.Вишняка, демократия недооценивала значение скорейшего созыва Учредительного собрания, рассеивая свое внимание и силы, отвлекаясь от главного15. В сущности еще раньше такой вывод сделала и упомянутая комиссия Исполкома Петроградского Совета, отметив, что затяжка в подготовке созыва Учредительного собрания отчасти «объясняется промедлением со стороны социалистических партий и демократических организаций, в том числе и Совета рабочих и солдатских депутатов»16.

В Петроградском Совете полагали, что срок этот определится после того, как будут разработаны общие принципы избирательного права, когда выявится корпус избирателей. Но, с другой стороны, отсутствие точного срока выборов придавало всей подготовительной работе «безразмерный», неконтролируемый характер.

Единственной силой, добивавшейся безотлагательного созыва Учредительного собрания, были большевики. Их представителем в Особом совещании был М.Ю.Козловский (в июле он был исключен по обвинению в государственной измене, и его сменил П.А.Красиков). 31 мая он говорил о недопустимости промедления, приводя мнения специалистов, что Учредительное собрание может быть созвано к 1 сентября17.

Поначалу большевики опасались, по-видимому, что выборы состоятся прежде, чем партия сумеет отмобилизовать для этого свои силы. 3—4 апреля Московская городская конференция

Глава 2.  Предвыборный марафон

65

РСДРП(б) отметила, что скорейший созыв Учредительного собрания диктуется интересами демократии, но «в целях наибольшей успешности нашей предвыборной агитации избирательный период должен быть достаточно продолжительным (не более трех месяцев, но не менее двух)». На состоявшейся 20 апреля конференции большевистских организаций Центрально-Промышленного района высказывалось мнение, что избирательный период должен продлиться не менее трех месяцев, иначе это будет на руку буржуазным партиям с их опытом, средствами, техникой и т.д.18. Даже по этим представлениям выборы не могли состояться раньше августа—сентября.

Позиция большевиков в этом вопросе была, следовательно, не вполне искренней, а моральные основания для критики официальной линии выглядели сомнительными. Участие большевиков в непосредственной разработке избирательного закона было весьма скромным (среди них почти не было правоведов), и оказать реальное влияние на законотворческий процесс они не могли. Но пункт о созыве Учредительного собрания стал излюбленной мишенью их обличений в адрес правительства. Большевистская пресса от намеков переходила к прямым обвинениям в нежелании созвать народных представителей. «Временное правительство не спешит с созывом Учредительного собрания, — писала 28 мая самарская «Приволжская правда». — ...За три месяца подготовка к Учредительному собранию не сдвинулась с мертвой точки».

Эта критика была не во всем справедливой (подготовка все-таки велась), но тонко рассчитанной и политически более чем убедительной. Она дискредитировала в глазах масс не только кадетских министров, но и советских вождей, поклявшихся контролировать каждый шаг Временного правительства. Ссылки на огромные трудности, возникшие при подготовке закона, более не воспринимались иначе, как пустые отговорки.

Впоследствии, чаще всего в эмиграции, те, кто был причас-тен к организации Учредительного собрания, обменивались взаимными упреками в затягивании его созыва, в партийном эгоцентризме, не щадили в своих мемуарах и себя. По оценке В.М.Чернова, «главною причиной затяжки с Учредительным собранием было то, что кадетская партия ультимативно настаивала на соблюдении всех формальностей процедуры по организации выборов», не допуская участия в них «самочинных органов народной власти»19. Однако то, что было приемлемо для революционера Чернова, совершенно противоречило правосознанию профессиональных юристов-кадетов. Ф.Ф.Кокошкин, выступая на VII съезде кадетской партии, возражал против того, чтобы жертвовать формальностями ради ускорения дела: «Скорейший  созыв Учредительного собрания чрезвычайно

3 Протасо» Л. Г.

66      Л.Г.Протасов Всероссийское Учредительное собрание

важен, но не менее важно, чтобы воля народа выражалась самым правильным образом»20. Другой кадет, ВД.Набоков, считая главным виновником этой затяжки исполком Совета, полагал, однако, невозможным ускорить дело хотя бы упрощением всей процедуры, так как начался бы немедленный поход против правительства, с обвинением его в намерении составить закон кабинетным, бюрократическим путем21. В подобных обличениях, признаниях и полупризнаниях есть немалая доля истины, но только доля. «Законничество» кадетских юристов воспринималось как саботаж, и во всяком случае оно все более и более отставало от лихорадочного темпа жизни страны. Абсурдное сочетание доктринального упрямства и практической неискушенности, замечает по этому случаю В.П.Булдаков, обычно подстегивает правовой беспредел22. Когда же логика развития событий впрямую столкнула силу права и право силы, победа последнего была безоговорочной.

В такой обстановке вопрос о сроках созыва Учредительного собрания скорее всего мог разрешиться в кризисной форме. Так и случилось. В самом Временном правительстве он вызвал разногласия после того, как в начале мая был образован коалиционный кабинет с участием социалистов. А.Ф.Керенский, В.М.Чернов, И.Г.Церетели, М.И.Скобелев побуждали остальных министров назначить выборы и созыв Учредительного собрания на сентябрь. Кадеты А.И.Шингарев, Д.И.Шаховской, А.А. Мануйлов противились, но, видимо, и они сознавали, что дальше медлить опасно.

Эти опасения обрели реальные очертания в связи с назначенной под давлением ЦК большевиков на 18 июня массовой демонстрацией в Петрограде. «Чтобы предупредить успех большевиков, вырвать у большевистской агитации ее жало, — свидетельствовал М.Вишняк, — правительство назначило срок выборов за четыре дня до демонстрации»23.

14 июня во Временное правительство был вызван Ф.Ф.Ко-кошкин. На прямо заданный ему вопрос, когда могут состояться выборы, он назвал два месяца со времени избрания новых органов самоуправления. Резко возражал И.Г.Церетели, доказывая, что в ненормальных условиях, в которых пребывает Россия, придется поступиться юридически безукоризненной процедурой. Премьер князь Г.ЕЛьвов обвинил в затяжке Советы, слишком долго и пристрастно подбиравшие личный состав Особого совещания24. В конце концов после длительных консультаций с членами Особого совещания и многочасовых прений, затянувшихся за полночь, Временное правительство назначило выборы на 17 сентября, а открытие Учредительного собрания на 30 сентября. Установленная вынужденным, аварийным решением, эта дата была заведомо нереальна и обре

Глава 2.  Предвыборный марафон

67

чена на невыполнение, по выражению Н.Н.Суханова, «писана вилами на воде»25. Нереально было и проведение выборов в один день. Правительство и само это понимало, и, когда после июльского пика массовая стихийная волна спала, оно с легким сердцем отодвинуло эти сроки на ноябрь.

Вопрос о сроках созыва Учредительного собрания принципиален для тех историков, которые связывают с ним возможность альтернативного развития событий по демократическому пути. Его осуществимость во многом, если не решающим образом, определялась такими сроками. Чем раньше, тем, вероятно, лучше, хотя и нельзя утверждать определенно, когда, на каком этапе революции открытие Учредительного собрания могло наверняка остановить нарастание паралича власти и сползание к гражданской войне в стране. Французский историк Ш.Сеньобос мудро предостерегал на этот счет: задавать себе вопросы очень полезно, но отвечать на них очень опасно.

О.Н.Знаменский, тщательно исследовавший историю разработки и реализации закона об Учредительном собрании, полагал, что, если бы не было «раскачки», оно могло быть созвано уже в июне. Гарантию он видел в привлечении представителей Советов и других организаций к составлению списков избирателей и другим подготовительным мерам. Неизбежные при этом издержки поспешности не могли сравниться с издержками промедления26. С этим можно бы согласиться, но в таком случае первой из таких издержек должна была стать, например, двухстепенная система выборов в деревне, для крестьянства. Трудно, однако, предположить, чтобы столь недемократичная, по меркам 1917 года, хотя и практически удобная норма могла найти применение в свободной России, и потому возможность, о которой упоминает О.Н.Знаменский, представляется сугубо гипотетической.

Новейшая история многих европейских стран показала, что переходный период революций, в течение которого у власти пребывают правительства со временными полномочиями, обычно занимает не более трех-четырех месяцев. В Германии, например, после Ноябрьской революции 1918 г. выборы в Национальное Учредительное собрание состоялись уже в январе 1919 г.

Но Россия не Германия ни по цивилизационным, ни по географическим условиям. Подготовка всеобщих выборов в необъятной стране была неминуемо сопряжена со столь же грандиозными трудностями организационно-технического характера. Это в полной мере понимали и ощутили составители избирательного закона и те, кто его претворяли в жизнь, но менее всего принимают в расчет исследователи. Никогда прежде в России не проводилось всеобщего голосования. Низкая общая

3!

68       Л.Г.Протасов Всероссийское Учредительное собрание

культура населения, отсутствие достаточного количества просто грамотных людей для избирательного аппарата, особые геополитические условия страны, раскинувшейся на бескрайних просторах Евразии, многоязычной, пестроукладной, переживающей одну из тяжелейших за свою историю войн. При самом честном и добросовестном отношении к делу оно требовало не недель — месяцев, даже если забыть о российских бюрократических традициях.

Очевидно, что масштабов всех трудностей не предвидели и сами законотворцы. Показательна метаморфоза с В.В.Водово-зовым, публицистом, кандидатом права, страстным поборником народовластия. В своих статьях об Учредительном собрании он отводил первоначально на его созыв 8-10 недель. Осенью 1917 г. Водовозов, озабоченный, по язвительному замечанию М.Вишняка, тем, где найти грамотных членов участковой комиссии для 90 жителей Новой Земли27, полагал, что надо еще не менее трех месяцев, и это при условии, что Учредительное собрание откроется без делегатов Сибири и Севера, где за такой срок подготовить выборы невозможно.

Принятый, хотя и со значительной задержкой, закон о выборах в Учредительное собрание стал в итоге перлом революционного законотворчества, к чести и историческому оправданию его авторов.

Выступая 20 июня на заседании I Всероссийского съезда Советов рабочих и солдатских депутатов, один из них, Л.М.Брамсон, говорил: «Тот избирательный закон, который дней через десять увидит свет, представляется наиболее демократическим и наиболее последовательно проведенным, с точки зрения социалиста, законом, какого не знает еще ни одно государство Европы, а может быть... и всего мира»28. При его подготовке переводились и сопоставлялись тексты избирательных законов Франции, Германии, Бельгии, Норвегии, Сербии и других европейских стран и североамериканских штатов. Однако ни один из них не мог быть механически перенесен на российскую почву без учета демократического характера революции и того содержания, которым была насыщена идея Всероссийского Учредительного собрания.

При открытии Особого совещания премьер Г.ЕЛьвов напомнил его членам, что работа по подготовке избирательного закона «требует величайшей справедливости по отношению ко всем частям и группам пестрого состава населения нашего громадного государства»29. Без преувеличения, этот принцип был соблюден практически полностью, хотя и утверждался он в острой подчас борьбе.

Так, при обсуждении вопроса о возрасте избирателей мнения разделились по партийному признаку. Эсеры и меньшеви

Глава 2. Предвыборный марафон

69

ки отстаивали свои программные положения, согласно которым избирательный ценз равнялся 20 годам. Кадеты апеллировали к европейскому опыту, где обычно граждане получали право голоса с 21 года. По словам В.А.Маклакова, в этом случае «мы будем в хорошей компании: с нами будут Северо-Аме-риканские Соединенные Штаты, Англия и Франция»30. Большевики добивались понижения избирательного возраста до 18 лет, явно рассчитывая на юношеский максимализм. Их аргументы обретали особую вескость, когда речь шла об армии, где миллионы молодых людей, досрочно взятых под ружье (в годы войны стали брать не с 21 года, а по достижении 18 лет), рисковали своей жизнью за интересы государства, не получая важнейшего гражданского права. В итоге за пониженный ценз для армии высказался и Исполком Петроградского Совета. 29 мая Особое совещание после длительного взвешивания доводов pro и contra 42 голосами против одного предоставило право голоса всем военнослужащим независимо от возраста. Остальные граждане могли голосовать, если ко дню выборов им исполнилось 20 лет (ст. 3, гл. II «Об избирательном праве» Положения о выборах). Однако давление на правительство с целью понизить возрастной ценз продолжалось. 15 октября в Москве на митинге на Красной площади и на Скобелевской площади, где было 700-800 большевиков, среди прочих был и лозунг «Право 18-летних для Учредительного собрания»3!.

Крупным демократическим достижением было и предоставление избирательного права женщинам — такое право имели тогда жительницы немногих государств (Норвегия, Дания, Финляндия, Австралия, Новая Зеландия, ряд американских штатов). Противников равноправия женщин было немало, причем не только среди правых, но, как это ни странно, и среди левых. Если правые уверяли, что женщины ничего в политике не смыслят, склонны к крайностям и, увлеченные демагогией большевизма, будут способствовать его торжеству, то с левой стороны высказывались опасения противоположного свойства: женщины консервативны, они хотят вернуть монархию. На заседании Бюро ЦК РСДРП(б) 15 марта киевский делегат (его фамилия не установлена) высказал именно такое суждение. 2 апреля на Всероссийском совещании Советов делегат Серов из Вологды предостерег, что женщины «по большей части еще плачут по Николаю Второму»32. Однако более убедительно прозвучал контрдовод трудовика В.Б.Станкевича: чем можно оправдать лишение избирательного права Веры Фигнер и «бабушки русской революции» Екатерины Брешко-Брешковской?

Поначалу не было единства в этом пункте и среди министров. Во второй половине марта главу правительства князя